Пагубное влияние внешнего управления

Алексей Кущ, 26.01.21, facebook

Внешнее управление в контексте Украины – миф или реальность? Актуальность этой темы объясняется тем, что в последнее время указанный выше термин достаточно часто звучит с экранов телевизора, упоминается всуе в социальных сетях. Ныне есть несколько базовых установок, которые тиражируются в массовом сознании.

Установка первая: внешнего управления не существует, это выдумка оппозиционных партий, которые стремятся дискредитировать действующую власть и ее «светоносные решения». С помощью негативной коннотации внешнего управления «скрытые враги» пытаются бросить тень на «144 реформы».

Установка вторая: внешнее управление – это «нарратив Кремля», призванный девальвировать в общественном сознании вектор европейской интеграции и действия западных союзников.

Установка третья: внешнее управление есть, но это очень даже хорошо, ведь с его помощью удается приструнить внутренних олигархов и коррупционеров.

Но это все политические симулякры, фантомы.

Людям нужно постоянно внушать мысли о «полезности» пирамидок и шапочек из фольги. Мы уже шесть лет живем в реалиях невротического общества: агрессивного, легко возбудимого и одновременно — уязвимого.

Состояние невротика привело к тому, что часть общества, зачастую социально незащищенного, поражена «стокгольмским синдромом», когда жертва под воздействием внешней угрозы и глубокого психоэмоционального стресса начинает испытывать травматическую связь со своим мучителем. В нашем случае речь об авторах тех самых «144 реформ».

Даже больше, люди начинают верить в необходимость «реформирования» и даже обретают уверенность в правильности и исторической обусловленности их «жертвы»: «может, хоть дети поживут в Европейском Союзе». Таковых приблизительно 15%, их уровень легко замерять по рейтингу одной партии, представители которой два года назад были при власти.

На другом социальном полюсе – токсичные элиты, которые, как и положено парвеню, то есть богачам в первом поколении, испытывают к своим менее удачливым согражданам чувство искреннего и неподдельного презрения.

Сформировав активы и личные подушки безопасности, они готовы оправдывать самые звероподобные реформы по принципу «чем хуже, тем лучше»: тарифы нужно еще больше повышать, а пенсии – замораживать (или вообще отменять, «в Китае ж не платят»), они готовы «воевать» и одновременно отдавать государственные долги «до последнего украинца». Это тоже синдром – на этот раз «синдром Мюнхгаузена по доверенности».

Это когда родители специально причиняют своим детям увечья и способствуют болезням, чтобы потом «лечить», «заботиться» и получать похвалы от врачей за то, «какие они хорошие родители». Только в данном случае «похвалу» ждут не от эскулапов, а от внешних кураторов, ведь именно на Западе, а не внутри страны наши элиты ищут подтверждения своей легитимности и там же готовы выслушать вердикт о необходимости смены власти с целью выпустить «социальный пар».

Такую страну нужно «брать», ведь невротическое общество не способно на интеллектуальное сопротивление. Ведь современный неоколониализм – это в первую очередь результат смысловой и идеологической вторичности той или иной страны.

Американский социолог и философ Валлерстайн определял неоколониализм как утрату самостоятельности в принятии решений. В то время как термин колониализм – это отражение утраты суверенитета, но так уже «не работают». Осуществлять прямую оккупацию колоний – экономически невыгодно, особенно в информационный век с открытыми границами.

Именно поэтому такие формы колониализма, как государственный и корпоративный, уже в прошлом: в первом случае колонии контролируют иностранные государства (азиатский тип колониализма ХIX века), во втором – транснациональные компании (африканский тип колониализма ХХ века).

Сейчас, неоколониальные практики реализуются в формате финансового контроля над «заморскими территориями», когда с помощью долгов, контроля за бюджетной, налоговой и финансовой системами, а также над инфраструктурой и таможней «страны-адепта» реализуется политика внешних групп влияния.

Отрицание внешнего управления сродни нежеланию признать наличие «суслика в траве», которого «не видишь, но он есть». Страна, в которой Конституцию уже давно заменил меморандум с МВФ и которая согласовывает с западными партнерами чуть ли не текст типовых договоров на продажу газа и электроэнергии населению, априори не может отрицать наличие внешнего управления.

Формат финансового неоколониализма проявляется в тотальном внешнем контроле за наблюдательными советами государственных банков и компаний, в назначении на руководящие должности НБУ и Минфина преданных «креатур», желательно из среды инвестиционных банкиров, не отягощенных социальными сантиментами и космополитичными по роду своей профильной деятельности.

Ключевой момент — создание «двойного правительства»: официального, для выполнения церемониальных функций, и реального, в виде «монетизированных групп» влияния. Отличная иллюстрация к правительствам последних шести лет без исключения — от Яценюка до Шмыгаля. Во всяком случае все наши премьеры декларировали среди первоочередных задач под видом «дерегуляции» снижение институциональной роли Кабмина и низведение его до уровня сервисной службы, консьержа для «бизнеса».

Как написал в своих теоретических работах («Неоколониализм, как последняя стадия империализма» ) известный африканский философ и первый президент Ганы Кваме Нкрума, «результатом неоколониализма является эксплуатация, а не развитие менее развитых частей света …. растет пропасть между богатыми и бедными странами мира. Борьба против неоколониализма заключается не в исключении участия капитала развитых стран в экономиках менее развитых. Она нацелена на препятствование финансовой силе развитых стран в обеднении менее развитых.»

Кваме Нкрума говорит о таких формах неоколониализма, как навязывание «оборонительных соглашений», создание военных баз в развивающихся странах, поддержка местных политических «марионеток» в виде седовласых «вождей, царьков, гетманов», контроль над экономикой с помощью долговой удавки, иглы финансовой и технической помощи, ассиметричных условий международной торговли с системой квот и пошлин.

Одна из целей – деиндустриализация как способ уничтожения доместицированного внутреннего бизнеса, который связывает свое будущее со своей страной, и десоциализация государства как метод экономии бюджетных расходов и направления оных на погашение долгов.

На выходе в подопытной стране («подопытном кролике», по словам бывшего посла Канады в Украине Романа Ващука) должны остаться лишь сырьевые отрасли и аграрный сектор для обеспечения западных стран сырьем и полуфабрикатами; инфраструктурные системы, собирающие ренту с оставшегося бизнеса; коммунальная система, собирающая ренту с оставшегося населения; вечные государственные долги под увеличенный процент.

Это классическая африканская схема, где экономические ренты снимаются с населения с помощью платежей за воду и электроэнергию, а с бизнеса – за транспортные перевозки и портовые услуги.

Как сказал президент США Джеймс Гарфилд, «тот, кто контролирует объем денег в любой стране, является абсолютным хозяином всей промышленности и торговли. И когда вы начинаете понимать, что вся система очень легко контролируется тем или иным образом несколькими очень могущественными людьми наверху, вам станет понятно, как возникают периоды инфляции и депрессии». Через несколько месяцев после этого выступления президента Гарфилда убили….

Почему же внешнее управление такое разное в Польше и Украине? В первом случае — прощение долгов, льготные кредиты, безвозвратные дотации и субсидии на сотни миллиардов евро. Во втором – выделение 600 млн евро в кредит под «обезлесивание».

Ответ на этот парадокс дает работа известного историка Эварда Вади Саида «Ориентализм», в которой он анализировал отношение Запада к Востоку, но не в географическом контексте, а в культурно-ментальном восприятии тех или иных стран. Здесь достаточно посмотреть на изображение тех же поляков и украинцев в американских фильмах. Первые показываются как грубоватые, глуповатые, но все же свои «Ковальски».

Вторых изображают клишировано через призму восприятия россиян. Даже в недавнем интеллектуальном фильме Кристофера Нолана «Довод» украинцы показаны в образе «звероподобных россиян», отрезающих пальцы своим жертвам, или в образе сидящего в партере генерала в почти советской форме. Эдвар Саид очень четко описывает причины такого водораздела: деление стран на «мы» и «они». Та же Польша для ЕС – это «мы». Украина – почти всегда – «они».

Да, европейцы могут восхищаться нашей страной и ее жителями, находить ее загадочной и экзотичной. Это примерно такой же восторг, какой был у англичан в пробковых шлемах при «открытии» Индии. Хотим мы того или нет, нашу страну воспринимают в лучшем случае как «европейскую Африку». В худшем – как «азиатскую Европу», задний двор России, как написали в социальных сетях британские десантники по случаю участия в совместных учениях на юге Украины.

По сути, между западными группами влияния и местными компрадорскими элитами происходит «обмен любезностями»: первые легитимизируют вторых, в том числе и в праве владеть на Западе финансовыми и имущественными активами в обход финансового мониторинга, а вторые отдают первым реальную власть над активами своей страны.

Как следствие, по данным неправительственной организации Tax Justice Network, Украина вошла в десятку государств с самым большим оттоком капитала по состоянию на 2011 год. За 20 лет независимости из Украины было выведено 167 млрд долл. Для сравнения: из Кувейта — 496 млрд долл., а из Казахстана — 138 млрд долл. И это без учета «кейса Януковича» и периода президентства Петра Порошенко. Суммарно отток капитала из Украины за годы независимости можно оценить в 200 млрд долл., и все эти деньги были радушно приняты западной финансовой системой, где отслеживаются все транзакции вплоть до цента.

В качестве эпиграфа к своей книге Саид взял фразу из труда Карла Маркса «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта»: «Они не могут представлять себя, их должны представлять другие».

Даже в XXI веке «ориентализм», когда осевые мировые страны дискриминируют условный «юг», под которым подразумевается сборная солянка развивающихся стран, утративших субъектность и институциональность элит, продолжает использоваться как универсальный западный механизм по тотальному доминированию (как экономическому, так и идеологическому) и реализации скрытой власти над неоколониальными объектами внешнего влияния.

В общем, вопрос не в том, что довлеет над нами: внешнее управление или неоколониализм. Вопрос в том, доколе народ будет все это терпеть и когда у нас появится партия национального суверенитета?