Быть независимой, невесомой, немыслимой, недопустимой, неправильной — Земфирой

Предисловие админа Oko.cn.ua:

В фейсбуке Земфиры неожиданно всплыло её интервью Ренате Литвиновой двухлетней давности. Но поскольку раньше мне оно не попадалось на глаза, то решил зарепостить.

© Numéro Russia, февраль 2016

За десять лет первая обложка. Самая закрытая. Всегда с ней что-то случается. Проданные стадионы без единой рекламы. Без наград и званий. Одинокий одиночка. Статус – прижизненный гений

“Ты будешь брать у меня интервью? О нет. Мы говорим с тобой уже 12 лет. И ты снова хочешь поговорить? О чем?” – именно так Земфира отказала мне в интервью. Дает она их редко, избранно, письменно – доверие к журналистам истончилось донельзя. Уже почти никогда она не разговаривает на диктофон – “на воздух”, после которого ее могут потом подправить-сократить-переписать.

Через неделю наш разговор всё-таки состоялся, но на самом деле, если бы не повод (Земфира никогда не дает интервью просто так, чтобы привлечь к себе внимание, скорее она склонна к обратному – скрыться, быть “незаметной, неслышной, невидимой, независимой от притяжения”)… и вот она вышла из тени. Почему? Об этом и не только я, испытывая трепет и ответственность перед ее беззащитной честностью, ранимостью, начала наш разговор.

Фото: Елена Сарапульцева

– Тогда ради чего?

– Интервью? Потому что тебя назначили креативным директором этого журнала! (смеется)

– Я могу погордиться, хотя меня сто раз могли назначить любым редактором, но ты бы не дала интервью без причины!

– Придумали бы! (хохочет – непонятно, кто кого поддерживает в этом интервью).

– Я сама отвечу, потому что знаю – с февраля начинается твой новый тур по России и не только. Билеты в “Олимпийский” на 1 апреля проданы все! Солдаут случился в день открытия продаж. Ради чего этот тур изматывающий?

– Он совсем не изматывающий, а потом, я не могу себе позволить играть пять концертов – меня линчуют поклонники, это просто не порядочно! Я нашла оптимальный график и буду очень плотно играть в течение двух месяцев. Потому что это моя профессия! И вообще мне посоветовали.

– Кто тебе посоветовал?

– Так… в моей жизни произошли трагические события. Я осталась сиротой. То есть в моей жизни есть поклонники, рыбки в студии, будь они прокляты! Но типа я осталась одна. Моих кровных близких не осталось…это тяжелый факт.

– Ты считаешь, кровные родственники важнее духовных?

– Это у всех по-своему. Вот, например, у моей знакомой тоже недавно умерла мама: я к ней присматриваюсь – она совсем себя иначе ведет. Когда моя мама скончалась, я стояла у ее гроба, и передо мной стояла огромная дилемма: что же меня больше выбило из колеи – то, что она умерла, или то, что с ее смертью я окончательно осиротела? Мы не были особенно близки – жили в разных городах. Но до тех пор, пока жив твой последний родственник – а до ее смерти я потеряла всех, сначала отца, потом брата, – ты вроде как на плаву. А когда теряешь последнего, понимаешь, что тебе нужно жить – ты молод, успешен, ты должен жить дальше, – но не понимаешь: зачем?

Фото: Елена Сарапульцева

– В жизни нас ждут одни сплошные потери.

– Ты не понимаешь, ради чего? Вот раньше, когда был жив мой брат Рамиль, каждый альбом я выпускала, чтобы он меня похвалил – чтобы погордиться! Потому что он меня приучил к музыке, он меня воспитал, мы с ним всегда спорили, он меня попрекал Цоем! И альбомы я всегда выпускала для Рамиля. Он всегда хотел «потяжелее» – я сопротивлялась, я не могла делать потяжелее-полегче, я делала как есть. И вот Рамиля не стало, у меня осталась мама. И когда были большие концерты типа «Олимпийского» или пикника «Афиши» (на последнем выступлении Земфира собрала 55 тысяч человек, но мама уже не приехала, она скончалась), это был предмет моей гордости – я передавала ей привет со сцены и понимала, что ей это приятно!

– Я помню, как она очень быстро овладела интернетом и все про тебя смотрела в сетях, даже в сообществах.

– Это я ее научила. Так вот, по-любому ты очень многое делаешь для родственников. Для мам! Для брата я старалась музыкально, а для мамы… ты делаешь для них то, что дает им право гордиться тобой. И вдруг у тебя отнимают такую мотивацию. Сейчас, спустя время я могу сказать: главное чувство, которое я испытала, – растерянность, которую я никогда не ощущала в предыдущие 30 лет. Потому что я чрезвычайно уверенный в себе человек. Были причины, почему эта уверенность поселилась во мне еще с детских лет.

– Какая еще причина?

– Полная отличница…

– Капитан юниорской сборной по баскетболу, но по поведению – «нехорошо»…

– … внимание публики, спортивные успехи, эстрадные успехи. И вот случились эти события – и я стала самой растерянной на свете. И на этом закончим про маму.

– Получается, что теперь твоя публика заменяет тебе и брата, и маму…

– У меня была своя вселенная, когда они там прекрасно уживались. Не может вдруг публику распереть до больших размеров – они остались на своем месте, и слава богу, что остались, потому что легко представить, что в моей ситуации можно было озлобиться.

– На кого, например?

– На весь мир!

– За то, что у тебя отобрали самых любимых?

– Да. Как в тексте Кормильцева: «Я смотрел в эти лица и не мог им простить того, что у них нет тебя, и они могут жить…» Честно говоря, и врагу не пожелаешь. Тяжело все это. Давай перейдем к новой теме.

– Ты себя называешь «человеком идеи».

– Мозг мой так устроен, что мне важна идея. Я сектант. Хотя в обычной жизни побаиваюсь сектантов, ну их на хрен! Вот эти, идейные, они же вполне могут пойти по трупам – ради своей идеи.

Фото: Елена Сарапульцева

– В таком случае ты и твоя музыка – вот ваша секта!

– Да ладно. Я говорила это вчера, позавчера, пять, десять лет назад: я не считаю свою музыку чем-то выдающимся. Другое дело мое отношение к работе над ней: тщательное, скрупулезное, без полумер!

– Такой маньяк!

– У меня нет семьи, нет детей. Мне не на что расплескиваться. А теперь у меня нет даже родителей, осталась только профессия. И при таком раскладе несложно быть идейным человеком. Теперь уже я цепляюсь за нее, чтобы найти причины, чтобы продолжать жить.

– Ну ладно, еще не вечер! А вдруг?

– У некоторых моих одноклассниц по пять человек детей, куда уж мне?! И даже если я захочу кого-то усыновить, мне нравятся азиаты, но я же живу в России. (Пауза). Найти человека и служить ему. Найти идею и служить ей – это мое, как у Гэтсби.

– Вообще это интервью для журнала и о моде тоже! Мы, когда готовились к съемкам на корабле, все искали одежду для тебя. Я все время откидывала цветные платьица и конструктивистские изделия, выкрикивая: ”Это она не наденет! Вот это она вообще не наденет!”, а что наденешь ты?

– Мое отношение к моде?

– Нет, что ты наденешь?

– Стоп! Можно мое отношение к моде? Мне так легче. Я ни разу не модник. Более того, меня бесят модники, которые пытаются успеть, угадать. Попасть в тенденцию. Это ж сколько нужно тратить времени, чтобы так жить! У меня много приятелей в фешн-индустрии, с которыми я хорошо общаюсь. Они тоже, кстати, все шмотки ненавидят!

– Ну кто, например?

– Терехов Саша, он шил мне в туры одежду. Ну самая модная – ты. Ну французы – Демна Гвасалия, правда, он все-таки из Грузии. Послушай, я очень люблю классные шмотки, но при этом я не модник. Я понимаю, что обладаю конкретным анатомическим телосложением, мне подойдут вещи определенного кроя. Чтобы быть модником, нужно быть идеальным – худым-прехудым и тусовщиком. Но вообще я не понимаю модников, мне кажется это тратой времени.

– Так мы не говорим против модников, мы говорим, что бы ты надела, наконец!

– Я люблю бельгийцев – все серое, все неброское, с кроем, который тебе идеален. А если по брендам, у меня много вещей Margiela, Dries van Noten, Jil Sander, много Altieri.

– Его уже не существует.

– Но ботинки-то остались – как вечные.

– А сумки Hermes: они чем старее, тем круче. Потом их можно продать на аукционе – настолько они безупречные.

– Ты платишь не за безупречность, а за имя.

– Нет!

– Да!

– Ладно, в данном случае уже идет пасквиль на меня. А что ты сама бы надела?

– Ладно, я люблю пальто, плащи, ненавижу эти короткие, выше талии, куртки. Я люблю твид, мятые ткани – всегда прошу мне не гладить ничего. Я просто люблю мятые вещи! Ненавижу новую обувь. Мне просто неловко в ней выходить. Я была бы рада, если бы мне ее кто-нибудь заранее разнашивал. Мне кажется, что отовсюду видно, какая она новая и как блестит, и меня прямо тошнит от этого!

– Лакеи в старые времена разнашивали для господ!

– Также я не люблю сильно чистые волосы.

– Прическа Курта Кобейна?

– Стиль Курта Кобейна я очень люблю!

Фото: Елена Сарапульцева

– А из женщин? Какую женщину ты могла бы назвать безупречной?

– Я помню, что, когда мы с тобой познакомились, ты поражала меня первые полтора года – ты могла быть очень разной. Вот она дама в вечернем, а вот она в конском прикиде, натурально в конском!

– Так я тренировалась на конях для фильма Гринуэя.

– Да, вот ты такая драная, как английские гопники, а потом в длинном платье и бриллиантах – пришла без мейка, и все было идеально подобрано. Я так не умею. Но я научилась видеть, как правильно, а как неправильно, видеть ошибку. Научилась у тебя.

– Я поняла, чем завоевывать твое одобрение – визуальным рядом!

– Да, я вообще люблю красивых людей. У меня были коллеги, очевидно, даже уродливые, мне приходилось бороться с собой, но как можно было привыкнуть к этим зубам и глазам навыкате!

– Ой, его фамилию я вычеркну!

– Он хороший парень, наверное, хороший специалист, но визуально – физическое чудовище… а вот красавчики редко бывают злыми и закомплексованными, они относятся к миру проще, легче. Ну и, в принципе, мне больше нравится смотреть на красивых людей – что здесь дурного? Даже если смотреть в мое детство… я была влюблена в Игоря Громова.

– Он живой?

– Надеюсь. Он был самым красивым в наших параллелях.

– А он в тебя был влюблен?

– Пару месяцев. Потом предал меня и ушел к Оле Поляковой. Он был блондин с карими глазами, с идеальной фигурой, к тому же мажор. В голубой «аляске». Приходил такой красавчик с идеальной фигурой в голубой «аляске»!

– В общем, путь к сердцу Земфиры лежит через голубые «аляски» и идеальные фигуры.

– Ну он был мачо!

– А ты можешь посмотреть назад и оценить свою первую любовь?

– Могу.

– И что?

– Не очень. Видишь все недостатки и все такое. Но, с другой стороны, есть что-то такое главное: ты его выцепляешь и понимаешь, почему ты влюбился. Человек хороший – я не могу полюбить плохого человека, только хорошего.

Фото: Елена Сарапульцева

– Мне кажется, это какой-то главный совет. Если ты любишь кого-то, должен быть добрым к нему.

– Но моя первая любовь была безответной.

– А если бы она была взаимной?

– О, это был бы совсем другой сценарий.

– Лучше или хуже?

– Для меня хуже. Меня устраивает тот, что есть.

– Я хочу сказать, что у тебя есть такие моменты благородных порывов, о которых ты никому не рассказываешь, о добрых делах!

– Стоп! Я не хочу об этом говорить! Вот только с гневом как бороться? Ведь есть же где-то эти программы управления гневом, а у нас… у нас вообще к этому серьезно не относятся.

– Да, им кажется, что ты необузданная сволочь.

– Да! Необузданная сволочь, ленивая скотина, не можешь взять себя в руки. А на самом деле это может быть и проблема какая-то психиатрическая.

– Особенно если ты творческий человек…

– (прерывает) Кстати, да. Где ты видела спокойного творческого человека? Если он спокоен, то он скорее бухгалтер.

– Или вот эти охранники толстокожие…

– Охранники постоянно лезут в драку!

– У тебя какая-то карма. К тебе всегда цепляются все вахтеры и все охранники мира – что им от тебя надо? Но они тебя никуда не хотят впускать!

– С детства. Что-то считывают. А как считывают – не понимаю.

– Хулиганствующий элемент! При этом пятерочница, отличница, но хулиган.

– Отличный образ!

– Твоя цитата: «Господи, почему я лучше всех?» – как она мне нравится! Я помню, как ты в три года научилась читать, вычислив последовательность по слогам, причем сама. Вот если бы тебя в детстве перехватили какие-то спецслужбы, ты могла бы быть гениальным шпионом!

– О, это была моя мечта! Читала книжки в подростковом возрасте, как они закапывались в снег на сутки, а потом оживали! Но сейчас я понимаю, что никаким шпионом я не смогла бы быть, потому что я слишком искренняя. Чтобы быть шпионом, нужно уметь врать, а врать я никогда не умела.

– Почему?

– Рассказываю. Очень рано я поняла: чтобы хорошо соврать, нужно приложить массу умственных усилий. Хорошая ложь дорогого стоит. Даже в семь лет я понимала выгоду в том, чтобы говорить правду! Во-первых, бешеная экономия времени, во-вторых, это свойство моего характера. Я знаю людей, для которых соврать ничего не стоит – врут, как дышат. Я своим рациональным умом понимаю, что ложь всегда будет раскрыта. Зачем затрачиваться и удлинять путь из точки А в точку Б? не врать – это, конечно, роскошь.

– Да, теперь я не буду врать, ты прям убедила меня. Культ спорта в семье, ты – капитан сборной России по баскетболу, полная отличница…

– (резко вспоминает): консерватор, однолюб, домосед. Я аккуратист адский. Это перенеслось на все виды моей деятельности, на мой образ жизни – у меня в квартире идеальный порядок и чистота.

– Как в музее, даже капнуть водой страшно! Давай двинемся в современность – здесь и сейчас! Вот на твой концерт 1 апреля в «Олимпийский» не стало билетов, по-моему, в день продаж! Сразу же обвалился сайт касс «Олимпийского» — словом, билеты все проданы!

– Круто. Я всегда держусь концепции: каждые восемь лет концерты 1 апреля.

– Да у тебя все всегда по плану.

– У меня был такой ужасный год, когда вся моя жизнь провалилась в Марианскую впадину, но, Господи, если и есть, за что мне схватиться, так это за концепцию! Я говорила себе: Земфира, ты не можешь пропустить это 1 апреля 2016 года. Но 1 апреля будет ровно 1 год и 15 дней со смерти моей матери (пауза). У меня масса проблем… но я еду в этот тур с 4 февраля. Когда я узнала, что раскуплены билеты без единой рекламы в «Олимпийский», у меня затряслись руки. Это, конечно, огромное давление и огромный кредит доверия.

– Почему?

– Потому что я их никогда не подводила, моих зрителей. Они – моя идея, а я – их. И в каждом туре я стараюсь придумать что-то новое. В этот раз я решила взять только английских музыкантов – английскую команду! Я устала от русских музыкантов, теперь их у меня нет, и это на самом деле приговор им.

– Я знаю, что ты всегда находилась в поиске самых талантливых русских музыкантов, ты постоянно проводила кастинги барабанщиков, гитаристов, в последние годы с тобой играли лучшие русские…

– Ты знаешь, как я искала талантливых людей, но не знаю, что происходит с музыкальным образованием в этой стране – это какие-то зажатые, неталантливые, косноязычные в музыкальном смысле люди, которые приходят и пытаются понравиться. А если они хоть на секундочку понравятся, они заряжают какие-то немыслимые цифры. Последний год я работала с хорошими музыкантами, но так нельзя: я бы обрушила музыкальный рынок, нет таких гонораров! И я поняла, что меня просто используют.

– Люди склонны считать чужие деньги…

– Ты прекрасно знаешь, как я люблю музыкантов – как детей! Но когда меня цинично и откровенно используют, я не понимаю: за что? И я приняла решение, что работаю с музыкантами, которые объявляют свой личный гонорар, а не какой-то особенный – для певицы Земфиры. И взяла отличных молодых английских парней.

– Я вот подумала в связи с ними: неужели деньги решают все, они так губительны для творческих людей?

– Мое отношение к деньгам? Я их боюсь. Много раз в жизни я сталкивалась с реакцией близких мне людей, когда я отказывалась от действительно больших гонораров – они смотрели на меня, как на идиотку, пытаясь понять, что со мной не так. Никогда не ставили вопрос: что с нами не так? Деньги имеют эту железную взаимосвязь – жена, дети, обеспечение…

– Я знаю массу людей, необремененных семьей и не менее жадных. Есть же эти семь смертных грехов, и среди них алчность.

– Для меня деньги – это не то что не самоцель. Для меня деньги – ничто. Деньги – эта тема меня очень расстраивает, потому что я вижу реакцию людей на деньги! Наверное, все дело в том, что мне не надо так много. Да, я люблю комфорт, но это тот минимум, который я могу себе позволить. Я предпочитаю хорошее вино, но у меня нет вредных привычек, я не хожу в казино и не покупаю себе драгоценности. Я стесняюсь, когда люди начинают трясти деньгами, я вижу, как деньги портят людей, изменяют их, как разделяют меня и близкого человека. И если бы у меня было в десять раз меньше денег, я была бы точно такой же, как сейчас! И для меня это больной пункт: те, кто ко мне прикасается, пытаются заработать на мне. И я терплю-терплю-терплю, а потом взрываюсь, потому что уже больше нельзя терпеть, потому что кроме денег есть же что-то еще! Ну правда.

(0 оценок, среднее: 0,00 из 5)
Для того чтобы оценить запись, вы должны быть зарегистрированным пользователем сайта.

Загрузка...

Метки: Земфира

Комментарии читателей статьи "Быть независимой, невесомой, немыслимой, недопустимой, неправильной — Земфирой"

• Оставьте первый комментарий - автор старался